«Чертовски хотелось жить...»

Новости Русской Испании 12 октября 2016

Тайный дневник танкиста: последние недели войны. Пожелтевший трофейный блокнот с надписью «Панарин Иван Сергеевич, 1918 год рождения». Самого хозяина уже давно нет в живых. После войны он жил и умер в Челябинске. В Красной армии ведение дневников, записных книжек было строжайше запрещено. Бдительные особисты без лишних слов упекали всех «писателей» в штрафбаты, а то и в лагеря. И тем не менее многие солдаты и офицеры переднего края конспиративно вели записи происходивших вокруг них и с ними самими событий. Это было человеческое? слишком человеческое, чтобы пресс красномордых тыловых оперов превысил стресс ежедневного общения со смертью на «передке» и процесс знакомства с неведомой «страной Германией». Вот и танкист Иван Панарин, раздобыв немецкий блокнот, сделал его своим ежедневником. Записи начинаются с 27 февраля 1945 года. Здесь даны последние две недели войны, зафиксированные русским танкистом. Ощущения и действия победителя в стране побежденных? 2-й Белорусский фронт маршала К. К. Рокоссовского, в который входила бригада Панарина, имел задачу разгромить померанскую группировку противника, а с началом Берлинской операции должен был наступать в широкой полосе севернее Берлина, отсекая от него немецкие войска и прижимая их к морю. 25 апреля. Утром нам зачитали обращение совета 2-го Белорусского фронта ко всем войскам и дали приказ занять город Пренцлау. Нашему экипажу была поставлена задача в ГПЗ (головная походная застава. Красная армия в наступательных операциях 1944-45 гг. применяла один и тот же вполне оправдывающий себя тактический прием. Сначала велась мощная артподготовка с участием реактивных минометов («катюш»), а затем вперед выдвигалось определенное количество ГПЗ (или ПГЗ, как их именовали на других фронтах). В зависимости от обстановки они представляли из себя 2-3 танка или самоходных орудия с посаженной на них пехотой, или тяжеловооруженную пехоту. Вслед за ними шли основные соединения войск. Как правило, в ГПЗ выделялись либо штрафники, либо добровольцы, и только за недостаточным имением таковых назначались обычные солдаты (те, кто на службу не напрашивается, но и от службы не отказывается. ? А. М.), и мы тронулись. Наша машина шла второй. Мы вышли на Берлинское шоссе, уже были слышны разрывы и свист снарядов и мин. О жизни мы нисколько не мечтали. Войск наших было много, но вперед никто не шел, ждали нас, танкистов. И вот мы, взглянув друг на друга, поняли все без слов. Гришка подал мне бумажку, я только сказал: «Адрес?» ? «Да», и я ему написал свой, подал и сказал: «Напишешь там несколько строк». Чертовски хотелось жить. Федя тоже имел бледный вид. Яковенко крикнул: «Заводи! Вперед!» Машина тронулась на огромной скорости, мотор будто плакал, видимо, тоже нервничал, но тянул. Машина шла как зверь. Я с ходу открыл огонь из пушки по лесу, и вот что-то непонятное случилось. После того, как я сделал выстрел, я стукнулся несколько раз о прицел и о башню так, что зашумело в голове, и с головы упал танкошлем. Взглянул вперед, в отделении управления была вода, машина стояла под креном 60 градусов. Я крикнул: «Вылезай!» В люке болтались ноги лейтенанта Яковенко, я его толкнул головой под зад и выпрыгнул на борт, ничего не понимая. Кругом была вода, и в воде плавали танкошлемы, шинели и прочая ерунда, по пояс в воде сидели автоматчики. Я приготовился плыть, прыгнул, но оказалось неглубоко. Я спрятался за танком в воде, а пули и снаряды летели через наши головы, наводя дикий ужас. Машина, что шла впереди, ушла метров на четыреста и встала на шоссе, а которые шли сзади, тоже остановились, сошли в сторону за насыпь и вели огонь вправо, откуда немцы вели бешеный огонь по нам. Скоро прибежал командир батальона Федоров, и задние машины пошли вперед, а за ними двинулась мотопехота, артиллерия и др. Огонь прекратился, мы вылезли из воды, очень замерзши, разделись, повыжимали обмундирование. От нашего танка виднелся только ствол пушки. Убедились, что все живы-здоровы, а потом выяснили, что произошло. Произошло следующее: немцы при отступлении взрывали шоссе (я должен сказать, местность очень низкая и болотистая, они ее специально выбрали, чтобы наши танки шоссе не обошли), подорвали и воронку замаскировали асфальтовыми плитами, которые танка не выдержали, и мы попали в ловушку, заполненную водой. Но все это ерунда: а после мы обнаружили, что под плитами была заложена морская мина, которая почему-то не взорвалась. Саперы ее потом обезвредили. 26 апреля. Наши войска вчера еще заняли город Пренцлау и ушли дальше километров на тридцать, а мы продолжаем стоять в этой воронке. К нам подошли три тягача, а взять наш танк не осиливают. Мы с Гришкой пошли на хутор, который был на сопке километрах в полутора. Там находились связисты одного пехотного подразделения и раненый паренек, которого они подобрали в лесу. Они тоже в этот дом вошли сегодня, но хозяев не было: те, оставив все здесь, куда-то спрятались, но две большие собаки не покидали двора, все время находились со скотом. Связистам я сказал: «Надо произвести детальный обыск во дворе, на чердаке, вообще где можно спрятаться». И взяв фонарики, мы с пистолетами пошли искать, но ничего не обнаружили. Когда уже собрались уходить в дом, я зашел в один сарай, заполненный немолоченной рожью. У меня под ногами в соломе, что-то заворошилось, я сильно испугался и крикнул: «Ребята! Кто-то есть!» Когда выяснилось, что это была закопавшаяся свинья, мы посмеялись и пошли в дом, где, подвыпив, закусили и улеглись спать. 27 апреля. Продолжаем стоять там же, ждем, когда придут наши танки 2-го батальона и вытащат нас. Утром я и Генка пошли в село, что находилось недалеко от нас. В селе ничего не обнаружили, населения почти не было, только наши русские девушки и женщины, которых освободили, шли домой и остановились в селе отдохнуть, разошлись по домам, приготовляли себе пищу, забивали поросят, кур, гусей и пр. Мы зашли в один дом, где остановились три женщины, они подоили коров и угощали нас молоком. Затем мы вернулись к своей машине и пошли в то поместье, где были вчера. Там обнаружили в саду пчел, наломали бидон меду, набили курей и пошли к машине, ребята сделали ужин. 28 апреля. Продолжаем стоять там же. Утром с Генкой пошли по немецким окопам, которые располагались правее нас на сопках. Ходили очень долго, смотрели, как удрали фрицы, оставив свое вооружение: пулеметы, ПТР, пушки, а винтовки ? на каждом шагу. 29 апреля. Произошел несчастный случай. При чистке лобового пулемета Пироженков застрелил Логинова и Квытко, которых мы похоронили. Пришли новые танки 2-го батальона. Нашу машину прицепили шесть машин, но не взяли ? лопнули тросы. Сменили тросы, которые лопались раза два-три, но, наконец, машину нашу вытащили. Мы, приведя ее в порядок, поехали догонять своих. Наши были уже километров за сто пятьдесят впереди. Наша машина шла первой, а сзади три тягача Орлова и танк Пироженкова. Ехали по горевшим городам и селам, часов в десять остановились в одном селе ночевать и привести в порядок материальную часть. Наших военных было мало, а гражданского немецкого населения осталось процентов сорок. Мы зашли в один дом, где расположились, приготовили ужин, достали спирту, выпили, закусили и пошли по селу. Заходим в один дом. На первом этаже никого не было, зашли на второй, открыли комнату, увидали в ней человек двадцать ? и старых, и молодых немок и много детей. Все они были испуганы. Мы были пьяны, Гришка мне предложил остаться здесь, но я глупостей не позволил, и мы ушли. По дороге мы встретили Генку и Федьку, пошли вместе. Увидев в одной квартире свет, мы подошли туда. Там около дома стояли повозки, автомашины ? это остановились наши из какого-то подразделения на ночлег. Все напились пьяны, а хозяин, немец, вышел и стоит с палкой: охраняет их повозки и имущество. Все спали, стоило одному немецкому солдату прийти с ножом ? и всех бы порезал. Мы прошли на квартиру. Проходя возле дома, где находились немки, увидали свет, решили зайти, узнать в чем дело. Оказывается, туда зашли какие-то два наших солдата и добивались от двух девушек лет по шестнадцать-семнадцать положенного, а матери в истерике плакали. Я попросил солдат оттуда и предложил увести от матерей, чтобы те не видели. Мы ушли спать, что было дальше, не знаю. 30 апреля. Ехали целый день, под вечер остановились в одном неизвестном населенном пункте пообедать. Поймали поросенка, я его заколол, приготовил обед. Пообедав, поехали дальше. Наши были еще далеко. Скоро мы остановились ночевать. Особенного ничего. 1 мая. После обеда мы догнали своих. В честь праздника нам дали бутылку рому, хороший обед. Мы выпили, закусили. Наши машины, оставшиеся в 3-м батальоне передали 2-му батальону. Заправив машину, мы поехали вперед. 18-я бригада шла впереди, мы ехали по шоссе, навстречу нам тянулись большие колонны немецких солдат с белыми повязками на левых рукавах, их даже никто и не конвоировал, они сами искали, кому сдаться в плен. Также много тянулось гражданских повозок, которые удирали на запад, а их догнали наши танки, и теперь они возвращались домой, положение у них было безвыходное. Они хотели сдаться в плен англичанам или американцам, они были так напуганы своей пропагандой, что русские не люди, а звери с хвостом и рогами, все черные, подобно чертям, говорить не умеют, кушают овес, как кони, и т. д. Немцы все были в панике, не знали, чьи войска, спрашивают у нас: «Американ? Англис?» Мы отвечаем: «Никс, руссиш!» Они недоумевают, почему же у нас нет рогов и хвостов и говорим даже некоторые по-ихнему, и зубы белые, а не черные. Поняв, что русские такие же люди, они стали веселей ? и выражение лиц, и поведение. Они понимали, что мы пришли только потому, что они сами в 1941 году нарушили наш покой, и они все обиды и вообще все принесенные нами страдания признавали должными. Может быть, это внешне, но это так. В небольшом селе мы остановились ночевать, расположились в саду. Кругом цвели яблони, вишни, разные цветы, всевозможные ягоды. Настроение было чертовски хорошее, я что-то предчувствовал, было очень тихо, даже ни одного выстрела не было слышно. 2 мая. Утром нам дан приказ: «Вперед! И занять город Росток». Мы ехали по шоссе, Изредка встанем, сделаем два-три выстрела по дому, стоящему справа или слева от шоссе за несколько сотен метров ? и дальше. Скоро показался город Росток. Мы видим, как на станцию прибывают эшелоны и со станции отходят наши ИС (тяжелые танки «ИС-1» и «ИС-2». ? А. М.) и Т-34. Стали обстреливать станцию, она скоро загорелась. Мы вошли в Росток. Ехали около станции: горели постройки, вагоны, и вдруг раздался взрыв ? это взорвался эшелон, груженный бомбами, осколки прилетели даже на трансмиссию нашей машины, и овеяло таким дымом и пылью, что ничего не было видно. Мы ехали по улице, Федя дал больше хода. На улицах Ростока висели на каждом доме белые и красные флаги. Население забило все улицы, нам на машину бросали сигары, сигареты, конфеты, печенье. Мы проскочили на окраину Ростока и встали в оборону. Постояли немного: нас, две машины, послали километров за десять в город Кляйнхац, где мы встали в оборону на окраине города. Наших войск еще не было, мы вошли первые. Город тоже был полон немецких граждан и увешан нашими флагами и немецкими без свастики. Нам надавали вина, пива, сигар, печенья. Мы встали недалеко от моря, возле одного дома в порту. На море дымили немецкие пароходы, их было много. Они по нам не стреляли, и мы по ним тоже. В доме находилась одна старушка-немка да русский парень с женой, они поженились в Германии. Они калининские, она, кажется, белоруска, интересная молодая женщина с ребенком, ей было лет двадцать, и ребенку два года, очень он был забавен. Она нам приготовила ужин. Муж ее, Гришка, залез в танк Петрова, наслаждался там водкой с экипажем. Мы все были навеселе, Федя тоже, кажется, выпивал с Семеновым, а Гришка ушел искать фрау. Я остался один с этой женщиной, звали ее Валя. Она ушла в другую комнату, где спал ее сын, и пригласила меня под предлогом, что она боится. Я зашел с ней туда, она меня спрашивала, что теперь наши сделают с ней в России, что сделают с мужем? Я ее успокаивал, что ничего: мужа могут не отпустить, взять в армию, а вас отправят домой и т. д. Гришки не было долго, потом они пришли. Как она говорила, муж ее ревнив, но он был пьян, и мы пошли ? он, Семенов и я ? по домам, достали кое-что. Немцев бедных перепугали, они нас в каждом доме угощали вином. Был уже час ночи или больше, а потом мы пошли в гостиницу, где, оказывается, находился и Гришка, но мы его не нашли, он пировал с русскими девчатами. В гостинице много было всевозможных закусок и выпивок, во всех комнатах горели электролампочки. Мы по ним стреляли из пистолетов. Семенов нашел в одной из комнат немку и остался с ней ночевать, а я пошел к машинам. Возле машин не было никого: все были пьяные. 3 мая. Утром похмелились, ребята разошлись кто куда. Я остался с Валей, она просила, чтобы я не уходил. Ребята понапивались, отобрали легковые машины у немцев и катались по городу с немками и русскими девчатами. Под вечер ребята собрались. Мы с Гришкой пошли в одно имение к помещику, отобрали двое часов, штук сто (целую корзину) яиц, и направились к машинам. Но вдруг нам навстречу попадается один старшина с отарой русских девчат, все пьяные, они его вели, чтобы он при них застрелил того помещика, у которого они работали, за то, что тот над ними издевался. У них было вино, нас угостили изрядно, и мы пошли с ними. Старшина хотел застрелить помещика в доме, но я предложил увести, чтобы семья не видела. Захватив этого кабана с собой, пришли в барак, где жили его рабочие. Они нас обступили ? русские, поляки, французы, чехи, итальянцы, бельгийцы ? и каждый жаловался на плохое отношение к ним. Старшина сделал выстрел, но легко ранил, помещик только крикнул и продолжал стоять. Я из пистолета произвел выстрел в большой его живот, и он упал, как сноп, продолжая ворошиться. Гришка очередью из автомата добил его. Скоро мы увидали, как по шоссе пошли наши танки. Я понял, что машина наша ушла на другое место, все мы пошли к машине, но ее уже там не было. Я пошел искать. В городе были самоходки, а наших танков не было, я ночевал с артиллеристами. 4 мая. Утром на велосипеде я поехал в Росток, догонять своих. По дороге меня нагнал шофер РТО (рота технического обслуживания. ? А.М.) 18-й бригады, на грузовике один. Я бросил велосипед и сел с ним, поехали догонять. Но наших близко не было, наша 3-я ушла правей на город Висмар, а 18-я ? левей. Догнав их бригаду, мы остановились ночевать в только что занятом немецком городе, название его не знаю. Американские и английские войска стояли километрах в пяти от нас. Вечером мы выпили и пошли балагурить. 5 мая. Прибыли американские и английские войска с фотоаппаратами. Нас сфотографировали. По-русски не знают. Накручивая усы себе, кричат: «Шталин! Шталин!» Был парад, то есть митинг, а после угощение в честь соединения с союзниками. Относились друг к другу очень дружелюбно. 6 мая. Я поехал на попутной машине искать свою часть по указкам, приехал в тылы 3-го батальона. Оттуда Пихтин направлялся в батальон, он почему-то остался в тылах: кажется, било масло на танке. Много было отставших танкистов, которые ехали в батальон, я поехал с ними. Проехав километров десять, остановились ночевать в городе Гюстров. Расположились в доме, где проживали шесть немок. Мы натащили курей, сготовили ужин, а после ночевали ночь. 7 мая. Утром выехали дальше. По пути заехали в одно село, обедать, тоже набили курей, гусей. Хозяйка нам приготовила обед. Мы выпили, закусили и поехали дальше, предварительно разогнав всех жителей деревни. После обеда я приехал в батальон, батальон находился в лесу. 8 мая. Строили палатки. 9 мая. Узнали о капитуляции Германии утром, был митинг. Мы сделали артиллерийский салют, а в обед состоялся праздничный стол. С тем и началась мирная жизнь. Вот так буднично, без официального пафоса закончилась самая кровопролитная в истории война для парня с Урала. Он, оставивший нам толику правды ? конечно, не записной герой, не карьерист-штабник, не тыловик-хозяйственник, не «партейный». Обычный солдат, один из 14 миллионов? Александр Меленберг