Контроль. Глава 1

Новости Русской Испании 12 октября 2016

Первая глава трилогии про девочку Настеньку Стрелецкой и ее службе в сталинской разведке. В настоящий момент в печати вышли только две книги ? «Контроль» и «Выбор». По непроверенным слухам, Суворов пишет о легендарной Эвите Перон, в которую превратилась Настенька. На многих фотографиях Эвита действительно похожа на русскую. На фотографии ? Эвита Перон приветствует народные массы с балкона, Буэнос-Айрес, 1950 год. А вот как все начиналось:Началось все с того, что построил инструктор Скворцов парашютную команду исказал: "Здрассте". - Здрассте! - девоньки хором. - Умеет ли кто танцевать? - Гу, - девоньки весело. - Все танцевать умеют? - Гу, - ответили девоньки. Без перевода ясно: как не уметь! - Ладно, - инструктор Скворцов говорит. -Кто танцевать умеет, три шага вперед... Шагом.. Арш!Дрогнул строй девичий и отрубил три шага вперед.Одна Настя на месте осталась.Смерил взглядом строй инструктор Скворцов: - Мне столько не надо. Мне одна только нужнаЛадно. Кто умеет хорошо танцевать... - Скворцов сказал с упором на слове"хорошо". - Три шага вперед... Шагом... Арш!Снова весь строй три шага вперед отрубил.Одна Настя на месте так и осталась. - Ладно, девоньки. Мне нужна та, которая очень хорошо танцует. - На этот разупор на слово "очень". - Три шага вперед... Шагом... Арш.Еще три шага строй отрубил и замер.А Настя одна на прежнем месте.Тогда инструктор Скворцов к ней подошел. - Анастасия, ты что ж это танцевать не умеешь? - Не умею - Врешь. - Вру. - Врешь? А почему? - Не хочу танцевать. - А танцевать не требуется.Обошел инструктор Скворцов ее вокруг, оглядел. - Я же не сказал, что танцевать надо. Танцовщиц у меня полная Москва. Мнедевочка нужна с координацией, с гибкостью, с быстротой движений, с точностью.Давай так, ты нам только покажешь... - Зареклась... - А это танцем считаться не будет. Демонстрация способностей. - Тогда пожалуйста. Только я без музыки не демонстрирую. - Есть музыка.Водрузил инструктор Скворцов на табуретку патефон, накрутил ручку какполагается, поднял головку блестящую... Среди девчонок ропот: да вы на менятолько посмотрите! Да я вам и без музыки!Поставил инструктор Скворцов головку на пластинку, порычал патефон, похрипел,вроде великий певец перед исполнением, и ударили вдруг в его патефонном нутребарабаны, взвыли саксофоны, заорали трубы: трам-пам-пам-пам, трам-пам-пам-пам,пра-па, бу-бу-бу-бу-бу!!!С первыми звуками замерла Настя, вытянулась вдохновением переполненная, вродеэлектрический заряд по ней плавно прошел, вроде искры с пальцев посыпалисьголубые.И пошла.И пошла. - Эге, - девоньки сказали. - Эге.Стоят вокруг, смотрят. А некоторые и смотреть не стали. На укладку парашютовпошли.А Настя Жар-птица чертиком заводным ритм негритянский выплясывает. И по телуее вроде волна вверх-вниз ходит, вроде ни костей в ней, ни суставов. Как змеяпод дудочку. Танцует так, что с места не сходит. Но ведь и змеи на хвостетанцуют, с места не сходя. При умении сцена вовсе не требуется. Умеющему и залтанцевальный не нужен. При умении можно и на месте танцевать. На собственномхвосте.Где-нибудь в Калькутте или в Мадрасе оценили бы. И в Чикаго оценили бы.Правда, и в Москве оценили. - Ну, девоньки, кто кроме Настасьи талант продемонстрировать желает?Никто не желает: прыжки сегодня, энергию экономить надо, не до танцев.Смеется инструктор Скворцов. И Насте на ушко: - Молодец. Ай, молодец. Я тебя за три парашюта продам.Вечерами у Насти работа. Завод "Серп и молот". Литейный цех. Подметальноедело. Семь часов в день. В соответствии со сталинской конституцией. Апарашютная секция по утрам. - Многие думают, что главное в парашютном деле - укладка, прыжки, приземление.Чепуха. Этому, девоньки, не верьте. Дураки думают, что приземлился и делуконец. Нет, куколки мои тряпочные, после приземления самое главное только иначинается. Надо парашют спрятать и с места приземления уйти. Поэтому каждыйдень я вас на полный марафон гонять буду. Уходя от преследования, надо уметьпереплыть реку. Поэтому каждый день помимо марафона мы будем плавать километр.Бассейна у нас нет, но он нам не нужен. Москва-река - наш бассейн. - А зимой? - Зимой у Серебряного бора нам ледокол дорожку ломать будет.Отгремела смена вечерняя. Затих цех. И раздевалки затихли. Никого. Бесконечныеряды шкафов железных. На каждом шкафу замок. Все замки - разные. Если бынашелся какой коллекционер, то - раздолье ему, сразу бы в раздевалке одноготолько цеха полную коллекцию замков собрал всех времен и всех народов.Осторожно Настя в свой шкаф железный - юрк.Как мышка незаметная. Только щелочку надо оставить. Потому как снаружи ручкаесть, а изнутри не предусмотрена. Щелкнет замок, как потом из этой мышеловкивыбраться? Тот, кто шкафы для раздевалок делал, никак предположить не мог, чтошкаф спальней кому-то служить будет. Домом родным.Прижалась Настя спиной к железной стенке, обняла колени руками. Голову наколени - и спит. Жаль, затекают ноги быстро. Жаль, не вытянуть их. Жаль,ночами холодно. Жаль, что халаты промасленные не греют и голова от их запахаболит. Только пустяки все это. После марафона, после плавания километрового,после парашютной тренировки (а для умеющих хорошо танцевать - еще и стрельба,и самбо, и ориентирование на местности), после вечерней смены спится хорошодаже в железном шкафу раздевалки литейного цеха завода "Серп и молот".Строг инструктор Скворцов: - Значит, так. Сейчас у нас сентябрь. Объявляю купальный сезон. Любое занятиебудем начинать с купания. Один час. И так будем продолжать. Весь год. В Москвехолодно не бывает. Редко-редко до минус тридцати доходит. Это у нас в Сибирихолодно. А тут тепло. Всегда. Но и у нас, в Сибири, вода холодной не бывает.Никогда. Если вода холодная, то она твердеет и превращается в лед. Но в любомльду всегда можно прорубить прорубь. В проруби вода всегда теплая. Пока незатвердеет. Но мы новую прорубь к тому времени прорубим.И еще. Запрещаю воду ногой трогать. Запрещаю рукой. Незачем ее трогать.Температуру воды на глаз видно. В лед не превратилась - значит теплая. В водувходить быстро. От, этого решительность вырабатывается. В воду входить так,как входит парашютист в пустоту. Все ясно? - Все. - Тогда одна минута на раздевание... пошла. А с завтрашнего дня раздеватьсябудем быстро.Почему Настя в шкафу спит? Потому, что больше негде. Совсем недавно жила она вбольшой квартире. В очень большой. Но осталась одна Настя на всю квартиру. Навсю Москву. На всю Россию. Квартира гулкая. Москва гулкая. Отдаются шаги вквартире. Отдаются шаги на Москве: ходят темными ночами темные люди. Стучат вдвери. Вы арестованы! Вы арестованы! Вы арестованы! Вы арестованы!Затаилась Москва. Притихла. Мертвой прикидывается. Ведет себя Москва точнотак, как город Конотоп. Когда шпана по улицам песни орет.В те странные ночи ходила Настя из комнаты в комнату. В каждой - все четырестены книгами заставлены. Под потолки. А потолки раньше вон какой высотыделали. Все бы хорошо но на двери входной Моссовет резолюцию кнопочкойприколол: "Освободить до 13.7.1936". Резолюция в полном порядке: печать сколосьями, с серпом и молотом и подпись крюком.Куда книги девать? И вообще, что делать? Отец, красный командир, врагомоказался. Не побоялся с самим Тухачевским спорить. А кто спорит с Тухачевским - тот враг. И мать врагом оказалась. Враг без права переписки. Адед-белогвардеец всегда врагом этой власти был. Дед где-то в маленькомукраинском городишке прошлое свое таит. К деду можно было иногда, тихонько, нанедельку. Теперь нельзя. Путь заказан.Много друзей было у Насти в Москве. Только после ареста отца и матери как-тодружба разладилась, а новая складываться перестала.До 13 июля неделя оставалась, и потому сидела Настя днями и ночами, книгилистала. Читала она медленно. Быстро читать ее учили, но она этомупротивилась. Тот, кто быстро читает, тот не водит глазами по строчкам, а ведетглазами по одной линии сверху вниз. Девять секунд страница.Так читать Настя не хотела. У нее - свой стиль. Никак ей нельзя былообъяснить, зачем по странице надо глазами сверху вниз скользить. Она вообще непонимала, почему надо читать одну страницу, а потом другую. Развернутая книга - две страницы. Поэтому она всегда читала обе страницы разом, не скользявзглядом ни по строкам, ни сверху вниз, а накрывая сразу обе страницы однимвзглядом. И взгляд задерживала. Нормальному человеку на две страницы требуетсявосемнадцать секунд, ей - целая минута.Но в медленном чтении есть и преимущества. Восемнадцать секунд - чтениеповерхностное. Текст запоминается, но только если он понятен и интересенчитающему. Если же на две страницы тратить по целой минуте, то тогдаусваивается и полностью запоминается любой текст независимо от того, понятенон или нет, интересен или не очень. Потом при желании любой однаждыпрочитанный текст можно воспроизвести в памяти.Любая человеческая голова способна удержать полное содержание любой библиотекимира, сколько бы миллионов томов в ней ни содержалось. Настя никогда не имеланамерения запомнить содержание всех книг какой-нибудь библиотеки. Читала то,что под руку попадалось. А что читала, запоминала. Имея прочитанные книги впамяти, в любой момент могла мысленно открыть любую книгу на любом месте иперечитывать. И замечали странности за нею. То плачет без причины, то смеется.А это она про себя то Гоголя читала, то Лермонтова, а то Гашека.А тогда в пустой гулкой комнате решила проверить, как запомнила Полевой уставПУ-36. Книжонка махонькая совсем. 215 страниц. 385 статей. Кроме статей,запомнила Настя и то, что к уставу вроде и не относится: "Текст отпечатан набумаге Камского бумкомбината, отпечатано в 1-й типографии Государственноговоенного издательства НКО СССР, Москва, ул. Скворцова-Степанова, З".Люди, которые читают быстро, чтобы наизусть запомнить книжку в 200-300страниц, должны прочитать ее дважды. Некоторым требуется прочитать книгутрижды. А Настя запоминала все прочитанное с первого раза. Так что время,потраченное на медленное чтение, окупается. Может Настя весь ПУ-36 от началадо конца рассказать. Не своими словами, а именно теми, которыми устав написан.Может отдельные статьи вразброс цитировать. Только номер назовите. Статья128-я: "... Искусство составления приказа требует умения выразить выпукло икатегорически идею боя..." Есть статьи в уставе коротенько совсем, как 280-я.Три строчки. А есть длинные, как 308-я и 309-я. Почти по целой странице. Но ейвсе равно, как цитировать. Может - по статьям, может - по страницам. Страницачасто на полуслове начинается. На полуслове и кончается. Вот Настя начинает сполуслова. Можно ее к по строчкам проверять. Всего в книге 6544 строки.Например, пятая строчка на 139-й странице звучит так: "наводка с 800 м. Еслиона этим требованиям не удовлетворяет, батарея по тревоге.Проверила себя. Сама себя похвалила: Ай да Настенька!Только к чему все это теперь?Книги, книги, Куда книги девать?И решила Настя книги бросить в квартире. Те, которые любила и читала, она всеравно помнит. А те, которые не любила и не читала, зачем они ей?Ушла из квартиры. Ушла из школы. Теперь в шкафу живет. Без книг. МастерНиканор замечает, что Настя вечерами в раздевалке прячется. Непорядок это.Вдруг она - диверсант Вражеский? Вдруг она, одна оставаясь, оборудованиепортит? Но добр мастер Никанор. Не гонит на улицу. Знает, что нет у Насти доманигде, кроме как в железном шкафу...Разве нельзя в Москве найти места более подходящего, чем шкаф в раздевалкелитейного цеха завода "Серп и молот"?Можно найти такое место. Но, оставшись однана весь мир, решила Настя начинать жизнь с начала.И начинать с главного. Что у нас главное? Главное - пролетарскоепроисхождение. Где взять пролетарское происхождение? Все в роду ее додвенадцатого колена - народ служивый, стрельцы да пушкари, уланы да гусары,драгуны и даже один кавалергард был. Оттого фамилия такая - Стрелецкая. В родуее те, кто у трона стоял, кто трон хранил, живота не жалея, кто не раз тоттрон тряс, как грушу трясут, посмеиваясь. В роду ее те, кому цари не гнушалисьсобственноручно головы рубить. В роду ее те, кого в Сибирь в кандалах гнали,за окаянство. В роду ее те, кто из Сибири в лаптях приходил в столицыбелокаменные и лапой мужичьей брал династию за белу грудь, как женщину. В родуее те, кто в одну ночь пропивал полцарства, а еще полцарства другу дарил. Напамять. В роду ее те, кто уходил на край земли грехи великие замаливать. Вроду ее те, кто с великой войны пришел с офицерским Георгием на шее. В роду ееи те, кто, хряснув - шапкой об пол, пошел к красным в услужение, лил за нихкровь, дошел до больших ромбов в петлицах и сгинул на... Соловках, гдепрародители непокорные грехи замаливали.А пролетариев в роду не было.Признав этот факт, можно дальше было идти двумя путями. Путь первый:пролетарское происхождение себе приписать. Путь второй: открыто во всеханкетах писать: "из дворян". Ив пролетариат записаться. Начать пролетарскуюдинастию с ноля. С себя: Настя Жар-птица - пролетарий в исходном поколении,Сидит Настя-пролетарочка в железном шкафу.Два марафона сегодня прошла, полтора километра кролем, два часа на ковречучело шестидесятикилограммовое через себя кидала и два часа парашютыукладывала. И семь часов с метлой в литейном цехе. По расчету, должна онауснуть сразу. Но не спится. Может, сменить судьбу? Может, и без пролетарскогошкафа прожить можно?Ходят по Москве урки. К ним у Насти интерес нездоровый. Гордые люди. Давят их.Гнут. Кого согнуть не умеют - стреляют. Но не переводятся урки на Москве. Кним, может? Ее-то не согнут. Ее только застрелить можно. Так это пусть. Толькоу блатных все хорошо. Но женщина ими командовать не может. Так это или не так,Настя не знает. Но слышала такое. Насте это никак не подходит. Ей быкомандовать. Если бы родилась Настя во времена Елизаветы или Екатерины, тронбы взяла. Или погибла бы в бастионе Петропавловской крепости, как княжнаТараканова.Если нельзя женщине у блатных мечтать о великом будущем, то к блатным она непойдет.Есть еще сословие на Москве. Процветающее. Продавцы, официанты, все, ктовокруг торговли и распределения. Сытно живут. Хорошая работа.Есть и еще одно сословие на Москве - писатели, артисты. Но и их ломают и гнут.Кого не согнут, тех стреляют. А кто стреляет? Вот попасть бы в ряды тех, ктовсех гнет и ломает. Только ведь и их кто-то ломает и гнет. И стреляет. ПотомуНастя в пролетариат пошла. Пролетариат - гегемон.Пошла бы Настя подручным литейщика - не взяли. Не бабье дело, говорят.И снова отгремела вторая смена. Рванул рабочий класс за ворота заводские.Всегда так: первые через проходную вырываются, как поток плотину прорвавший,потом поток слабеет, слабеет, потом тоненьким ручейком струится. А потом ужепо одному - капельками. Самые последние долго еще тянутся. В раздевалке ещечас последние переругиваются.Утихло все. Настя - в свой шкаф, И тут же, дверку растворив, мастер Никанор: - Тут же тебе ноги не разогнуть. Иди сюда. - Куда? - Сюда, сюда. У меня же в кабинке и матрас сесть, и укрыться есть чем. Там испи каждую ночь.И прижимает ее всю, и охватывает. Жаром дышит водкой с чесноком. - Нет, - Настя ему. - Спасибо, Никанор Иваныч, я уж у себя.А у Никанора глаза жеребячьей кровью налиты, дышит печью огнедышащей. Вцепилсяей в плечи лапами. Не отпустит. Злость аж капельками с зубов каплет. Такому неоткажи. Растерзает.Чуть расслабила Настя плечи свои, и Никанор совсем навалился. Тут она еголегонько правым коленом и двинула. Согнулся Никанор, Настю отпустил, руки тудаприжал, где ноги сходятся. А это лот самый момент, о котором каждый самбистмечтает. Сцепила Настя обе кисти замком в один кулак, вознесла его выше иврубила мастеру своему по загривку. Охнул Никанор, на оба колена пал. Этосовсем хорошая ситуация. Знает Настя, что бить его надо, пока на коленях. Недать вскочить ему. А то лопатой зашибет, никакое самбо не поможет. Потому -удар еще один и по тому же месту. По загривку. Но теперь уже ногой: правоеколено к подбородку и разгиб резко вниз. Ребром ступни по шее. Охнул Никанор.Тут бы ему и объяснить, что, мол, промашка вышла и не хотел он ее обидеть. Иуж рот открыл, а она ему ногой в дых так двинула, что булькнуло-чавкнуло вНиканоре, и все слова разом забылись, а если бы и вспомнились, так непродохнуть, не то что слово вымолвить. А она его пяткой сверху вниз по печениили еще по какой-то внутренности чувствительной так двинула, что пошли кругизеленовато-фиолетовые. И уж ботинки обувает. Обула. Теперь тот же прием, нотолько ногой, обутой в большой несгибаемый пролетарский ботинок, - повнутренности чувствительной. Сообразил мастер Никанор, что не зря товарищСталин миллион парашютистов готовит. Не потехи ради. Не просто они там в своихкружках с парашютами сигают, но и...Следующий удар ботинком был в левый глаз. Вроде солнце в глазу взорвалось натриллион искр. Тут же и в зубы мастер Никанор получил. Тем же ботинком. Нет,так дело не пойдет! Спокон веку на Руси закон благородства: лежачего не бьют.Коммунисты проклятые нравственность молодежную испохабили. Ишь, над лежачимизмывается. Погоди! Правой лапой махнул Никанор, чтоб за ногу Настю захватитьда дернуть. Но не знал Никанор-мастер, что в парашютных кружках особо хорошиетанцоры и танцовщицы ценятся. Не знал, что хорошо танцующих особо отбирают иособо готовят. Кто хорошо танцевать умеет, у того тело гибкое, мускулатураупругая, у того реакция волчья и координация движений кошачья. У тоговыносливость верблюжья. Из того самбисты получаются. Увернулась Настя от лапыниканоровой, по полу гребущей, и прием повторила: правое колено высоко вверх,к самому лицу, и разгиб прямо резко вниз. По пальцам. Чтоб граблями не махал.Взвыл Никанор. От боли взвыл. От жалости к себе. А она ему по коленнойчашечке: если погонится, так чтоб далеко не гнался. Поднимается Никанор.Большой и страшный. Разорвет Настеньку. Страшно ей. И весело. Как инструкторСкворцов учил, за кисть Никанора, за правую, да кисть - на изломчик. И черезсебя его. Мордой об шкаф железный. Грохнул шкаф, загудел. Понимает Настя, чтовелика Россия, а отступать ей некуда. Потому держит Настя оборону, как Полевойустав требует: нанося короткие внезапные контрудары. Завершающий - попозвонку. Нейтрализующий. Длительно нейтрализующий. На много часов.На заре нового радостного дня пошел Никанормастер к себе в будочку. Там у негои матрас есть. И укрыться чем. Пошел на четвереньках. Или как у нас это точнеевыражают: на карачках. И зарекся парашютисток не трогать. Да и чтоудовольствия от такой: ни сисек, ни жирности. Ему собственно от нее ничего ине надо было. Подумаешь. Не хочешь, не надо. Кому она такая нужна. Да уНиканора таких - полный цех. Только свистни...Заходите, товарищ Холованов. Чудо покажу.Заходит товарищ Холованов в темноту балконную. Сапоги товарища Холованова таксверкают, что тьма по углам рассеялась. Раньше певчие тут на балконе пели.Теперь балкон служит складом спортинвентаря. И с балкона, с высоты, всяцерковная внутренность видна. Ковер спортивный посредине, и тренируетинструктор девчонок. Хорошо церкви под спортзалы подходят. Своды высокие,хорошо дышится. - Любуйтесь.Любуется товарищ Холованов. Есть чем любоваться. На ковре девчонки бросаютдруг друга. И инструктор их бросает. И они инструктора. - Вот на ту беленькую смотрите. - Так я ж на нее и смотрю. - Чувствуете разницу с остальными? - Чувствую. - В любой борьбе, в классической и в вольной, у нас в самбо, у японцев вдзюдо, в любых национальных единоборствах различают захват и бросок - это дваосновополагающих элемента. Захватил - бросил. И этим многие мастера грешат:захватил и топчется, примеряется, приноравливается, а уж потом бросает. А унее захват от броска неотделим. У нее захват и бросок вместе слиты. В однокасание. В принципе, у нее захвата нет. Сразу бросок. Причем совершенновнезапный. Мы все ждем ее захвата и броска. Вот схватит. Вот схватит. Ждем, азахват и бросок все равно внезапны. Знаете, как в лаборатории, ждешь - вотсейчас электрический разряд шарахнет. Вот сейчас. А он все равно внезапный.Смотрите, только кончиками пальцев коснулась - сразу бросок. Да какой! Небросает, а печатает. Вот смотрите: обманное движение. Теперь - бросок. А когдазахватить успела, не усмотришь. Славненько припечатала инструктора? - Славненько. - Еще смотрите. Обманное движение. Еще одно!Бросок! А захвата и не увидели. А вот ее бросают. Вообще ее бросают, толькополучив на это ее согласие. Без разрешения не бросишь. Она контрприемом сковра выбросит. Итак, ее бросают. Обращаете внимание? Припечатали к ковру, аона на нем не лежит. Не лежит. И не встает. Она от ковра как мячик от бетонаотскакивает. Как вы ее ни кидайте, она на ногах тут же. Оп! И еще - оп! Змея.Форменная змея. Как змею ни кидайте, она тут же к новому броску готова. - Но должны быть и у нее ошибки. - Есть. Есть, товарищ Холованов. И у нее ошибки. Этим грешат и великиемастера. Приемы она все в правую сторону проводит. Только в правую. А надо,чтоб бросала и правым, и левым непредсказуемо. Это поправимо. Дайте ей лучшегоТренера Союза, через год на международные соревнования выставлять можно... Вотона снова бросает! Чудо? - Чудо, - согласился товарищ в сверкающих сапогах. - Зачем, Скворцов, мне чудодемонстрируешь? Уведу. - Уведете, - покорно согласился инструктор Скворцов. - Яснее дня - уведете. Ноне последний же вы гад, товарищ Холованов, чтобы такое чудо из моего клубабесплатно уводить. - А твоему клубу парашюты нужны... - Американские. - Скромно опустил глаза инструктор Скворцов. - Знаете,парашюты с ярлычком зелененьким? Шелкопряд на паутинке. - Знаю шелкопряда. Сам только американскими парашютами пользуюсь. - Вот они самые. - А ты случаем девочку чекистам не показывал? - Как можно? - А военным? - Вам первому. Вы меня знаете. Если у вас парашютов не найдется для старогодруга, то тогда я ее, конечно... - А как прыгает? - Красиво прыгает. - С каких высот? - С тысячи. С трех. С пяти. С семи. - С кислородом пускал? - А как с семи без кислорода? - А затяжные? - Стал бы я вам ее, товарищ Холованов, показывать, не проверив в затяжных.Обижаете вопросами. - Правда, никому не показывал? - Застрелите меня тут же, товарищ Холованов, из своего леворлюционноголевольверта. - А то смотри, Скворцов. В мантульные места загоню. Ты меня знаешь. На великиестройки коммунизма. - Все понимаю. Правду говорю, никому девочку не показывал. - Ладно. Договорились. Завтра получишь пять американских парашютов. - Сто. - Так я же сказал - пять. - Я поначалу тоже думал - пять. Даже за три собирался вам ее продать. Засоветских. Потом передумал. Каждый день на занятия ходит. По три часа самбо. Иеще по три часа парашютной подготовки. Еще час мы плаваем каждый день.Немножко бегаем. Радиокружок, как положено. А кроме всего, она полную смену на"Серпе и молоте" вкалывает. И вроде не устает. - Тебе-то откуда знать? - А вы на нее поглядите. Похоже, что она по три часа в сутки спит? - Не похоже. - Смотрите, как троих к земле печатает! Самоцвет. Шлифовке поддается с трудом.Как алмазу и положено. Зато сверкание негасимое. После шлифовки. Знаете, как вруках огранщика камушек: долгодолго его шлифуют, и вот он р-р-раз и засветилсяс одного бока. Развернули другим - точат-точат, р-рраз. Он и с другого краязасветился. Так и у нас. На каждой тренировке мы в ней новые стороныоткрываем. И с каждой стороны - сверкание. Чекисты за нее... - Да я ее бесплатно уведу. - Вы же, товарищ Холованов, не последний гад. - Не самый последний. - Тогда сто.Виктор Суворов«Контроль», 1981 - Ньюпорт, Гвент